«Ты слышишь, скребется заря у ворот…»

Ты слышишь, скребется заря у ворот,
Хорош уже мять простыню.
Вставай, поднимайся, безвольный урод,
Навстречу грядущему дню.
Фабричный гудок протрубил за окном,
Говяд пробудились стада,
Вставай же – пусть даже в исподнем одном.
На подвиг борьбы и труда.
Довольно давить безмятежно клопа
В объятиях сладкого сна,
Ты ж нации совесть сегодня, n’est-ce pas? [1]
С тобой лишь воспрянет она.
На то тебе лиру Господь и вручал,
Чтоб ты ей рассеивал мрак.
Уж трижды петух за окном прокричал
И свистнул четырежды рак.
Собрав по сусекам былой креатив,
Вставай, разрази тебя гром,
Вселенского зла выходи супротив
В обнимку с вселенским добром.
Пока твой густой, переливчатый храп
Разносится мирно окрест,
Борзеет тиран, сатанеет сатрап,
Невинность влекут под арест.
Но ржет у крыльца в неизменном пальто
Твой конь, благородный Пегас,
Ведь если не вы, то считай и никто,
Одна лишь надежда – на вас.

«Все уже правовая база…»

Все уже правовая база,
Все шире беспредела тьма –
И это не пустая фраза,
Но вывод здравого ума.
Пока не все еще прикрыли,
Не все прихлопнули пока,
Хватай, товарищ, в руки крылья
И дуй отсюда в облака.
Последняя заря, алея,
Последний предвещает день.
Так что оденься потеплее –
Пальто и валенки надень.
Там, в облаках, с питаньем скудно,
Комфорта не было и нет,
Зато торжественно и чудно,
Как нам указывал поэт.
Пусть знают злобные уроды,
Забывшие про стыд и честь,
Остатки жалкие свободы
У нас еще в запасе есть.
И до конца он не истает,
Тот стратегический запас,
Пока бессмысленно летает
Последний из немногих нас.

«Я верю – поздно или рано…»

Я верю – поздно или рано
Наступит он, желанный час,
Когда, повергнув власть тирана,
Воспрянет креативный класс.
Когда у гробового входа
С табличкой «enter» на стене
Нас примет радостно свобода
И удивится: «вы ко мне?».

Плач по Лизавете

Жизнь и так-то не пастила,
Даже близко,
Так еще коза померла,
Звали Лизка.
Брык с копыт – и вся недолга,
Стоп машина,
А ведь были у ней рога
В два аршина [2] .
Отошла, аккурат, в обед,
В полвторого,
Пусть была ты, Элизабет,
Не корова,
Не звучала, как человек,
Столь же гордо,
Не забыть мне твою вовек
Козью морду.
Хоть всего-то ты и коза,
Нету спора,
Но такие встречу глаза,
Я не скоро.
Молока с тебя, как с козла,
Меньше даже,
Но не просто пятном была
Ты в пейзаже.
Пусть твердят, что я зоофил,
Враки это,
Как сестру я тебя любил,
Лизавета.
Будь бы даже я древний грек,
Типа эллин, –
Скотоложства тяжкий грех
Непомерен.
Да и песня моя о том,
Видят боги,
Что рогатым быть лучше скотом,
Чем двуногим.

«Культурный слой буквально тает…»

Культурный слой буквально тает,
Как в вешнем небе облака.
Никто газеты не читает,
За исключением МК.
И я бы записался тоже
В его фанатов контингент,
Но мне МК читать негоже,
Поскольку я интеллигент.
Интеллигент – всему основа,
Всего причина на Руси.
Интеллигент – не просто слово,
Но символ нравственной оси,
Которая хоть вбита косо
И отравляет нам житье,
Но все проклятые вопросы
Вращаются вокруг нее.
К интеллигенции себя я
Давно по праву отношу.
Не зря, копейку зашибая,
Стишок нет-нет да напишу.
И в дальнем ящике комода,
Забытом, мрачном и пустом,
C тех пор, как вышел из народа,
Храню Камю четвертый том.

«Дела из рук вон плохи…»

Дела из рук вон плохи
Плюс доллар вверх пошел,
А при царе Горохе
Тут было хорошо?
А скажем, при Иване
Четвертом? Кто забыл –
Безумце и тиране.
Эдем у нас тут был?
А при Петре Великом,
При плотнике-царе,
Что был ужасен ликом,
Как Ленин в Октябре,
Мы разве мед тут пили
И кушали халву?
А не при нем спалили,
Кто скажет мне, Москву
Так, что кирпич аж спекся
Под яростным огнем?
Но, впрочем, я увлекся –
Пожалуй, не при нем.